Неточные совпадения
Кити стояла с засученными рукавами у ванны над полоскавшимся в ней ребенком и, заслышав шаги мужа, повернув к нему
лицо, улыбкой звала его к себе. Одною рукою она поддерживала под голову плавающего на спине и корячившего ножонки пухлого ребенка, другою она, равномерно напрягая
мускул, выжимала на него губку.
— Ну что же ты скажешь мне? — сказал Левин дрожащим голосом и чувствуя, что на
лице его дрожат все
мускулы. — Как ты смотришь на это?
— Минуты увлеченья… — выговорил он и хотел продолжать, но при этом слове, будто от физической боли, опять поджались ее губы и опять запрыгал
мускул щеки на правой стороне
лица.
Она быстрым взглядом оглядела с головы до ног его сияющую свежестью и здоровьем фигуру. «Да, он счастлив и доволен! — подумала она, — а я?… И эта доброта противная, за которую все так любят его и хвалят; я ненавижу эту его доброту», подумала она. Рот ее сжался,
мускул щеки затрясся на правой стороне бледного, нервного
лица.
Левин положил брата на спину, сел подле него и не дыша глядел на его
лицо. Умирающий лежал, закрыв глаза, но на лбу его изредка шевелились
мускулы, как у человека, который глубоко и напряженно думает. Левин невольно думал вместе с ним о том, что такое совершается теперь в нем, но, несмотря на все усилия мысли, чтоб итти с ним вместе, он видел по выражению этого спокойного строгого
лица и игре
мускула над бровью, что для умирающего уясняется и уясняется то, что всё так же темно остается для Левина.
В течение пяти недель доктор Любомудров не мог с достаточной ясностью определить болезнь пациента, а пациент не мог понять, физически болен он или его свалило с ног отвращение к жизни, к людям? Он не был мнительным, но иногда ему казалось, что в теле его работает острая кислота, нагревая
мускулы, испаряя из них жизненную силу. Тяжелый туман наполнял голову, хотелось глубокого сна, но мучила бессонница и тихое, злое кипение нервов. В памяти бессвязно возникали воспоминания о прожитом, знакомые
лица, фразы.
— Нам известно о вас многое, вероятно — все! — перебил жандарм, а Самгин, снова чувствуя, что сказал лишнее, мысленно одобрил жандарма за то, что он помешал ему. Теперь он видел, что
лицо офицера так необыкновенно подвижно, как будто основой для
мускулов его служили не кости, а хрящи: оно, потемнев еще более, все сдвинулось к носу, заострилось и было бы смешным, если б глаза не смотрели тяжело и строго. Он продолжал, возвысив голос...
Он весь составлен из костей,
мускулов и нервов, как кровная английская лошадь. Он худощав, щек у него почти вовсе нет, то есть есть кость да
мускул, но ни признака жирной округлости; цвет
лица ровный, смугловатый и никакого румянца; глаза хотя немного зеленоватые, но выразительные.
— И вы не скажете мне? —
Мускул на
лице ее дрогнул, и она двинула стульчиком, за который держалась.
Однажды мне пришла мысль записать речь Дерсу фонографом. Он вскоре понял, что от него требовалось, и произнес в трубку длинную сказку, которая заняла почти весь валик. Затем я переменил мембрану на воспроизводящую и завел машину снова. Дерсу, услышав свою речь, переданную ему обратно машиной, нисколько не удивился, ни один
мускул на
лице его не шевельнулся. Он внимательно прослушал конец и затем сказал...
Как величественно сидит она, как строго смотрит! едва наклонила голову в ответ на его поклон. «Очень рада вас видеть, прошу садиться». — Ни один
мускул не пошевелился в ее
лице. Будет сильная головомойка, — ничего, ругай, только спаси.
Но ни одной слезинки не показывалось на его глазах, ни малейшего сокращения мышц не замечалось в
лице: стоит как каменный, ни одним
мускулом не дрогнет.
Около него — высокий молодой человек с продолговатым
лицом, с манерами англичанина. Он похож на статую. Ни один
мускул его
лица не дрогнет. На
лице написана холодная сосредоточенность человека, делающего серьезное дело. Только руки его выдают… Для опытного глаза видно, что он переживает трагедию: ему страшен проигрыш… Он справляется с
лицом, но руки его тревожно живут, он не может с ними справиться…
На его
лице не дрогнул ни один
мускул, он так же тщательно держал себя за кончик носа, подбривая усы, и так же выпячивал языком щеки.
Среди русских интеллигентов, как уже многими замечено, есть порядочное количество диковинных людей, истинных детей русской страны и культуры, которые сумеют героически, не дрогнув ни одним
мускулом, глядеть прямо в
лицо смерти, которые способны ради идеи терпеливо переносить невообразимые лишения и страдания, равные пытке, но зато эти люди теряются от высокомерности швейцара, съеживаются от окрика прачки, а в полицейский участок входят с томительной и робкой тоской.
Филипп, с засученными рукавами рубашки, вытягивает колесом бадью из глубокого колодца, плеская светлую воду, выливает ее в дубовую колоду, около которой в луже уже полощутся проснувшиеся утки; и я с удовольствием смотрю на значительное, с окладистой бородой,
лицо Филиппа и на толстые жилы и
мускулы, которые резко обозначаются на его голых мощных руках, когда он делает какое-нибудь усилие.
Паша слушал все это с жадным вниманием. У Анны Гавриловны и грудь и все
мускулы на
лице шевелились, и когда Еспер Иваныч отдал ей назад письмо, она с каким-то благоговением понесла его и положила на прежнее место.
У Анны Гавриловны все
мускулы в
лице подергивало.
Я взглянул на нее в ожидании ответа:
лицо ее было словно каменное, без всякого выражения; глаза смотрели в сторону; ни один
мускул не шевелился; только нога судорожно отбивала такт.
Тонкий, словно стонущий визг вдруг коснулся его слуха. Мальчик остановился, не дыша, с напряженными
мускулами, вытянувшись на цыпочках. Звук повторился. Казалось, он исходил из каменного подвала, около которого Сергей стоял и который сообщался с наружным воздухом рядом грубых, маленьких четырехугольных отверстий без стекол. Ступая по какой-то цветочной куртине, мальчик подошел к стене, приложил
лицо к одной из отдушин и свистнул. Тихий, сторожкий шум послышался где-то внизу, но тотчас же затих.
Ей, женщине и матери, которой тело сына всегда и все-таки дороже того, что зовется душой, — ей было страшно видеть, как эти потухшие глаза ползали по его
лицу, ощупывали его грудь, плечи, руки, терлись о горячую кожу, точно искали возможности вспыхнуть, разгореться и согреть кровь в отвердевших жилах, в изношенных
мускулах полумертвых людей, теперь несколько оживленных уколами жадности и зависти к молодой жизни, которую они должны были осудить и отнять у самих себя.
— Что ж, поезжайте! — неохотно согласился доктор. Людмила молчала, задумчиво прохаживаясь по комнате.
Лицо у нее потускнело, осунулось, а голову она держала, заметно напрягая
мускулы шеи, как будто голова вдруг стала тяжелой и невольно опускалась на грудь. Мать заметила это.
Среди этого чада Ромашов вдруг увидел совсем близко около себя чье-то
лицо с искривленным кричащим ртом, которое он сразу даже не узнал — так оно было перековеркано и обезображено злобой. Это Николаев кричал ему, брызжа слюной и нервно дергая
мускулами левой щеки под глазом...
Впрочем, быть может, это казалось еще и потому, что все
мускулы этого
лица были до такой степени подвижны, что оно ни на секунду не оставалось в покойном состоянии.
Стоявший перед нами арестант был не велик ростом и довольно сухощав; но широкая грудь и чрезвычайное развитие
мускулов свидетельствовали о его физической силе
Лицо у него было молодое, умное и даже кроткое; высокий лоб и впалые, но еще блестящие глаза намекали на присутствие мысли, на возможность прекрасных и благородных движений души; только концы губ были несколько опущены, и это как будто разрушало гармонию целого
лица, придавая ему оттенок чувственности и сладострастия.
Глаза его пристально следят за строками, но в
лице ни один
мускул не шевельнется.
Петр Михайлыч кивнул головой; в
лице его задвигались все
мускулы; на глазах навернулись слезы.
— Ничего! Хочу только покрепче посадить, а то они все разбегутся! — отвечал он с истерическим хохотом, снова опускаясь в кресло. — Их много, а я один, — говорил он, между тем как в
лице его подергивало все
мускулы.
Ни один
мускул не двинулся в
лице Ставрогина. Шатов пламенно, с вызовом смотрел на него, точно сжечь хотел его своим взглядом.
— Как это возможно? — произнесла та с беспокойствам и вошла опять в комнату больной, но Юлия Матвеевна была почти в бессознательном состоянии, и с ней уже начался предсмертный озноб: зубы ее щелкали, в
лице окончательно подергивало все
мускулы, наконец, стал, как говорится, и хоробрец ходить, а через несколько минут Юлии Матвеевны не стало более в живых.
Старушка на некоторое время замолчала, и у нее только
мускулы в
лице подергивало.
— Как зачем? — произнес тот, не пошевелив ни одним
мускулом в
лице. — Я хожу, потому что посвящаюсь в масонство, которое, ты знаешь, всегда было целью моей жизни.
Глаза gnadige Frau при этом горели,
мускулы в
лице подергивало; несомненно, что она в эти минуты устраивала одно из самых серьезных дел, какое когда-либо предпринимала в жизни.
Но ни один
мускул при этом не дрогнул на его деревянном
лице, ни одна нота в его голосе не прозвучала чем-нибудь похожим на призыв блудному сыну. Да, впрочем, никто и не слыхал его слов, потому что в комнате находилась одна Арина Петровна, которая, под влиянием только что испытанного потрясения, как-то разом потеряла всякую жизненную энергию и сидела за самоваром, раскрыв рот, ничего не слыша и без всякой мысли глядя вперед.
Ни один
мускул не дрогнул на
лице Юсуфа, он наклонил голову в знак того, что понял слова Шамиля.
И вдруг ее коричневое
лицо собралось в чудовищную, отвратительную гримасу плача: губы растянулись и опустились по углам вниз, все личные
мускулы напряглись и задрожали, брови поднялись кверху, наморщив лоб глубокими складками, а из глаз необычайно часто посыпались крупные, как горошины, слезы. Обхватив руками голову и положив локти на стол, она принялась качаться взад и вперед всем телом и завыла нараспев вполголоса...
А по праздникам, рано, когда солнце едва поднималось из-за гор над Сорренто, а небо было розовое, точно соткано из цветов абрикоса, — Туба, лохматый, как овчарка, катился под гору, с удочками на плече, прыгая с камня на камень, точно ком упругих
мускулов совсем без костей, — бежал к морю, улыбаясь ему широким, рыжим от веснушек
лицом, а встречу, в свежем воздухе утра, заглушая сладкое дыхание проснувшихся цветов, плыл острый аромат, тихий говор волн, — они цеплялись о камни там, внизу, и манили к себе, точно девушки, — волны…
Ухтищев смотрел, как рвется из уст его спутника бессвязная речь, видел, как подергиваются
мускулы его
лица от усилия выразить мысли, и чувствовал за этой сумятицей слов большое, серьезное горе.
Уставшие глаза Долинского смотрели с тихою грустью и беспредельною добротою, и как-то совсем ничего земного не было в этом взгляде; в
лице его тоже ни один
мускул не двигался, и даже, кажется, самое сердце не билось.
Уста мертвой не движутся, а могильная пыль не шевелится ни на одном
мускуле ее
лица, и только тяжелые веки медленно распахиваются, открывают на мгновение злые, зеленые, лишенные всякого блеска глаза, и опять так же медленно захлопываются, но зеленые зрачки все с тою же злостью смотрят из-под верхнего века.
Князь закачался на ногах и повалился на пол. Бешеным зверем покатился он по мягкому ковру; из его опененных и посиневших губ вылетало какое-то зверское рычание; все
мускулы на его багровом
лице тряслись и подергивались; красные глаза выступали из своих орбит, а зубы судорожно схватывали и теребили ковровую покромку. Все, что отличает человека от кровожадного зверя, было чуждо в эту минуту беснующемуся князю, сама слюна его, вероятно, имела все ядовитые свойства слюны разъяренного до бешенства зверя.
— Но отчего?.. За что?.. — говорил князь. У него при этом начало даже подергивать все
мускулы в
лице. — Если вы рассердились за эти деньги, так я велю вам немедля прислать их.
У князя все
мускулы в
лице передернуло.
«Ошшо навались, робя!» — говорит он, всей грудью напирая на свою губу; видно, как под рубахой напруживаются железные
мускулы,
лицо у Гришки наливается кровью, даже синеет от напряжения, но он счастлив и ворочает свое бревно, как шестигодовалый медведь.
В середине речи дамы позади меня послышался звук как бы прерванного смеха или рыдания, и, оглянувшись, мы увидали моего соседа, седого одинокого господина с блестящими глазами, который во время разговора, очевидно интересовавшего его, незаметно подошел к нам. Он стоял, положив руки на спинку сидения, и, очевидно, очень волновался:
лицо его было красно, и на щеке вздрагивал
мускул.
При своей великой внешней скромности она страсть как любила пошалить, слегка подтрунить над кем-нибудь, на чей-нибудь счет незлобно позабавиться; и умела она сшалить так, что это почти было незаметно; и умела она досыта насмеяться так, что не только
мускулы ее
лица, а даже самые глаза оставались совершенно спокойными.
Но гораздо чаще
лицо «некрасиво» не по выражению, а по самым чертам: черты
лица некрасивы бывают в том случае, когда лицевые кости дурно организованы, когда хрящи и
мускулы в своем развитии более или менее носят отпечаток уродливости, т. е. когда первое развитие человека совершалось в неблагоприятных обстоятельствах.
А между тем, покамест говорил это все господин Голядкин, в нем произошла какая-то странная перемена. Серые глаза его как-то странно блеснули, губы его задрожали, все
мускулы, все черты
лица его заходили, задвигались. Сам он весь дрожал. Последовав первому движению своему и остановив руку Крестьяна Ивановича, господин Голядкин стоял теперь неподвижно, как будто сам не доверяя себе и ожидая вдохновения для дальнейших поступков.
Трудность главным образом заключалась в том, чтобы в то время, как ноги были наверху, а голова внизу,
лицо должно было сохранять самое приятное, смеющееся выражение; последнее делалось в видах хорошего впечатления на публику, которая ни под каким видом не должна была подозревать трудности при напряжении
мускулов, боли в суставах плеч и судорожного сжимания в груди.
Борцы не двигались с места, точно застыв в одном положении, и со стороны можно было бы подумать, что они забавляются или отдыхают, если бы не было заметно, как постепенно наливаются кровью их
лица и шеи и как их напряженные
мускулы все резче выпячиваются под трико.